- Расскажите, как возникла идея спектакля, после премьеры которого вы проснулись знаменитым?
- Как последовательного ученика Марка Захарова, меня попросили сделать именно что коммерческий спектакль. Комедию и для взрослых, и для детей. Я предложил несколько пьес, в том числе и эту - Бомарше. Поэтому, анонсируя премьеру, газеты в основном писали, что я иду по стопам мастера. А это же совершенно другая пьеса - намного сложнее, тоже очень хорошая штука.
- И как вас принял молодежный академический?
-Я мучился и боролся с тем, что юмор и стиль, заложенные автором пьесы, не очень свойственны актерам этого театра. Там приучены к другому: более тихой и камерной стилистике главрежа Алексея Бородина. У меня же - гротеск, фарс, через каждую реплику должна следовать реакция зала. При этом - никакой любви! Один критик потом сильно удивлялся ее отсутствию-де, не то поставили. Но надо знать Бомарше, человека по природе своей по-хорошему развратного. Чокнутого.
- Вас удивила столь дружная положительная реакция критиков?
- Даже не знаю: Моя ученическая постановка "Мастер и Маргарита" сложнее и глубже: Там гротеск сливался с драмой. А этот спектакль я сделал так, как мне заказывали: коммерческая продукция с гарантией успеха. Не предполагалось, что меня будут рассматривать как экспериментатора. Хотелось, чтобы написали: это - весело, хорошо и зритель выходит радостный. Так, кстати, и пишут. Значит, попал. Многие видят во мне достойного ученика Захарова. Однако ленкомовцы сразу поняли второй план: пародию на стиль Марка Анатольевича.
- Решили выказать себя благодарным учеником?
- "Театральный" подтекст моего "Цирюльника" был посвящен именно ему. Я ставил про то, как играет бедный театр, не имеющий средств. Без взрывов, без фейерверков, когда есть только голоса, пластика и никакой особенной красоты в декорациях. Только актеры, притом не слишком подвижные.
- Как же все началось складываться?
- Когда я не мог объяснять, то выходил и показывал все, вплоть до интонации и телодвижения. Артисты попались умные, никто особенно не корячился: понимали, что сами они, в этом моменте, не слишком состоятельны. Приходилось расставлять акценты.
- И что теперь? Каков нынешний уровень ваших притязаний?
- Предложений, как мне кажется, у меня теперь много. Может быть, для кого-то это и мало, но мне - хватает. Сравниваю с такими же молодыми режиссерами, работающими в комнатных театрах типа "Дебют-центра": где комната и три ряда кресел.
- Что ж в том плохого?
- Не мой путь. Мне надо тысячу человек и чтобы бурная реакция. Не только смех. Чтобы зал дышал. И как актер не любил "камерной школы". Это может возникнуть внутри спектакля: вдруг, неожиданно, когда меняется ритм: Или поветрие: сажать зрителей на сцену, чтобы позади - пустой зал на тысячу мест.
- Прямой путь в антрепризу.
- А у меня уже есть предложения от нескольких. От одной я, вероятно, откажусь. С другой соглашусь. Легкая современная английская комедия "Сенная лихорадка", переведенная Мишей Мишиным специально для Светланы Немоляевой. Плюс Валентин Гафт и Ольга Остроумова. Приятно с ними поработать:. И проверить себя технически, сделать жанр: это я могу. Затем, идут предварительные переговоры с Питером. И я, наверное, соглашусь. Роман Виктюк вдруг выявил желание встретиться и поговорить по поводу работы. Единственный его спектакль, "Служанок", я видел по телевизору в отрывках. Но когда смотрел сдачу очередного его спектакля, понял: у него есть ряд хороших артистов. Попробую сделать этюд в сугубо не его стиле. Если он на это пойдет, тогда я, возможно, поставлю.
- А для души?
- Хочу восстанавливать "Мастера и Маргариту". Вот и Бородин предложил мне следующую постановку.
- Каким вспоминается Челябинск?
- Из театров, в которых я работал, это лучшее. Начинал я в Красноярске, затем была Магнитка: Академическую драму я вспоминаю с любовью: там отличные артисты, многие из них непровинциальны, уровня центра, столицы. У меня там осталось много друзей, совершенно потрясающих партнеров - Марина Меримсон, Борис Петров, Леонард Варфоломеев. С Тоней Готовцевой я не работал, мы просто были друзьями и мечтали вместе поработать. У цвиллинговцев потрясающий женский состав: Люба Чибирева, Лена Дубовицкая, Лариса Брусс, Таня Каменева, все такие разные.
- А как вообще у вас складывался челябинский период?
- С самого начала у меня была большая роль, ни дня я не сидел без дела вообще, все время что-то получал. И за что я особенно благодарен: я не играл ни в одной массовке. Просто органически не переношу эпизодов. Не понимаю, как можно с одной репликой существовать в спектакле, изображая парижанина.
- Вы сразу нашли общий язык с художественным руководителем?
- Наум Юрьевич принял меня по-отечески. Он терпел безобразия, которые время от времени я выкидывал в силу сложности характера. Я отделывался только разговорами с ним. Ни одного выговора! Тем более, что они на меня и не действуют - обсуди со мной ситуацию и я ее сниму. Поступив к Захарову, я разыскал Орлова летом в санатории (был уже июль) и сказал, что очень мучаюсь: зачем это делаю я, артист с большими ролями: Он ответил: если вы так считаете, значит, вам это нужно. Но если не сможете там, я возьму вас обратно. И полтора года после я числился в труппе театра драмы. Это и есть самое порядочное, что может быть в современном театре. Никакой мести, никаких интриг или грязи.
- А до Челябинска был ведь еще и Магнитогорск?
- Там моими самыми близкими друзьями были Сайдо Курбанов и Фарида Муминова. Они спасали меня во всех ситуациях и конфликтах с режиссером Валерием Ахадовым. Вспоминаю, как тяжелые времена. Хотя и роли были главные. И французы с нами работали. И американцы. И в кино мы ездили сниматься. Но такой тяжести я более не испытывал - от города, от перипетий в театре. Спасением было существование Фары и Сайдо. Когда мне было плохо, они забирали меня к себе, и я мог выговориться. Сайдо был мне и другом, и отцом.
- И вот вы увидели их в Москве, на "Золотой маске", в очень даже противоречивом спектакле "Кто боится Вирджинии Вульф". Вам понравилось?
- Сложно говорить о реальных впечатлениях. Изначально смотрел эту постановку с любовью. Не выдающийся, но очень честный спектакль, где актеры говорят современным языком. Особо, два мастера, Сайдо и Фарида. Девочка (Юлия Нижельская - Д.Б.) тоже очень хороша - для студентки такой образ, органичное существование: Парень (Андрей Майоров - Д.Б.), поначалу напрягавший меня, в последнем акте, когда снимается жим и появляется трогательность, выравнивает положение. Хорошая, довольно подробная, не очень глубокая, но и не поверхностная, честная работа, с которой не ушел ни один зритель. Это достижение. В московских театрах после антракта сваливает треть или даже половина зала. А здесь далеко не простые зрители (я же все эти лица знаю), и ни один не ушел. Более того, на третий акт пришел директор "Золотой маски" и остался посмотреть. А ему мало что нравится.
- Значит, проблема не в артистах, но в режиссуре?
- Может быть. Я следил в основном за двумя людьми. И очень боялся: не дай Бог: И понял, что время-то для них тяжелое. Я знаю, что уехало много людей, ушел Ахадов, им тяжело. Я думал, что они ничего не играют и что хорошего в Магнитогорске - последние полгода жизни я там просто пил, даже в театр ходить не мог. Начались конфликты, я ушел к Орлову, и только там для меня началась светлая жизнь: как будто в театре Цвиллинга я прозрел. А что осталось им?
- Между прочим, теперь Челябинская драма уже не носит гордое звание Цвиллинга.
- Эти разговоры ходили еще при мне.Хоть это так звучно:"Театр Цвиллинга"! Когда я работал в Магнитке, мы приехали сюда на фестиваль, и кто-то из наших актеров спросил про Цвиллинга. В театре я считался интеллектуалом, человеком знающим. И мне пришлось с умным видом объяснять, что это такой очень известный еврейский драматург. А впереди идет Сайдо,который начинает дико ржать.